Короткие рассказики.

[Балбес]

— Мой отец, когдa eму было сeмнадцать лeт, на ярмaрке увидeл девочку. Четырнадцатилетнюю девочку в синем платье с синим бантом. И влюбился. Ждал, когда ей исполнится восемнадцать, попросил ее в жены и получил ее в жены. Он ее обожал...

Они были довольно бедные фермеры, мама доила коров, делала всю работу, но они жили и радовались каждому пережитому дню, до самого конца. И это было искренне, так трогательно и прекрасно!

Я видела, как хорошие люди в хороших семьях ругаются, кому пойти поставить чайник. У нас ругань шла только в обратном смысле — каждый хотел пойти поставить чайник. Каждый хотел взять на себя. Когда твой спутник хочет взять на себя больше, то тебе хочется взять еще больше... Здесь интересный механизм, я его проследила. Чем меньше хочет взять на себя твой спутник, тем меньше тебе хочется взять. И наоборот. Тут обратная связь. И родители рвали друг у друга из рук домашние дела, неприятные поручения, трудные задачи — все это каждый хотел сделать за другого...

Еще я помню как папа утром, когда брился, пел, и мама ему говорила: "Перестань петь — нельзя сосредоточиться!"
А мама работала тогда в каких-то дошкольных учреждениях и писала по утрам отчеты. А папа ей отвечал — странно, почему такие вещи запоминаются, — он говорил:
"Я не буду петь, а ты когда-нибудь будешь думать: как жалко, что он больше не поет, как хорошо бы, чтобы он запел".
Вот это я помню, вот эту фразу я помню: "Как хорошо бы, если бы он запел".

Счастливым и веселым оказался их брак - единство душ и стремлений, и вот такого брака я не встречала ни у кого — чтобы он был не только глубокий и серьезный, но радостный и веселый в каждую данную минуту...
И каждое утро начиналось с молитвы отца – он благословлял Бога за то, что ему послали эту чудо-жену, эту чудо-любовь, это чудо-чувство. И вот мы в тени этой великой любви, обожания, выросли...

Потом я спросила:
- А мама?
- Мама умерла десять лет назад.
Я говорю:
- Господи, а отец?
- Отец жив.
- Как же он пережил, ужасно, наверное, смерть матери?
- Что ты! Он благословляет каждый день Бога, что боль разлуки выпала ему, а не ей...

Лилианна Лунгина

[Пузочес]

И родители рвали из рук друг друга чайник,иногда до драки доходило, дассс! 

Бапские сопли... но романтишно, ага.

[Настасья Филипповна]

АЛАВЕРДЫ

"Вот кто меня тянул за язык. Шла бы себе и шла. Смолчала бы и жизнь моя пошла бы по-другому" - прислала мне Ленка СМС в 09:00 утра. Уровень драмы зашкаливал даже сквозь телефон и я резко проснулась.

Лена - моя подруга детства. Она недолго жила в Тбилиси, мы вместе ходили в садик. Потом они переехали, но раз в пять лет она вырывалась на малую, горячо любимую родину и мы за несколько дней успевали обсудить пятилетку событий.

В этой пятилетке Лена привезла на Чёрное море своего второго мужа, и мы планировали уболтаться после её морского безделья. Но тут такое СМС. Я судорожно набрала Лену, подругу надо было спасать.

Ниже привожу коротко рассказ Ленки. Коротко, но прям дословно.

В понедельник, в первый вечер, мы возвращались с Лёшей с пляжа. Была отличная погода и во дворе нашего гест хауса, который ты мне посоветовала, хозяева Нукри и Нино жарили шашлыки с друзьями. Проходя мимо мангала я уловила, обалдела и сказала "Какой аппетитный запах!". Это был провал Штирлица. Через час к нам в комнату постучался сын хозяев Никуша и молча протянул глубокую тарелку шашлыков. Было неудобно, но мы взяли и на ужин все съели. Нет, не съели - сожрали, потому что дико вкусно. С тем твоим красным полусухим.
На следующий день я купила шоколадку, положила на тарелку и так её вернула.

В среду вечером в дверь постучали и там опять стоял Никуша с блюдом горячего хачапури. "Мама просила передать, что шоколад был очень замечательным вкусным" грузинским русским сказал ребенок и ушёл. Тот хачапури лишил нас дара речи, это была амброзия.
Но тарелку надо было возвращать. Покупать вторую шоколадку мне не позволили годы детства, проведенного в Тбилиси, да и Нино не повторялась в блюдах.

На утро четверга мы планировали прогулку на пароходе, но я всё отменила и затеяла блины. Лёша сказал "Силы небесные, неужели я дождался блинов", но Лёша был ни при чём. Жарила два с половиной часа. Я так не старалась со времен собственной первой свадьбы. К двум часам дня я стояла у дверей кормильцев с горой тонких ажурных блинчиков. Нукри принял дар и галантно поклонился.
Ну всё, думаю, так не стыдно. А то у людей гостеприимство, а мы шоколадку, позорище.

На пятый день, когда в дверь вечером постучались, я чё-то напряглась. За дверью стоял Никуша, с улыбкой протягивая блюдо сервировочное 32 х 32 х 4 см, цвет слоновая кость изготовитель Италия, доверху наполненное розовыми персиками, лопающимся сахарным инжиром, блестящими сочными яблоками, орехами и лоснящимся черным виноградом. Аромат от блюда шел такой, что я на всякий случай взялась за косяк. Ужинать вечером мы не пошли, а легли смотреть Мимино и под Бубу, Фрунзика и белое сухое смолотили все фрукты.

В субботу, вместо дельфинария, я, доверху наполненная вчерашними витаминами, начала изготавливать курник. Вспомнила уроки домоводства в школе и приступила. Лёша сказал, что многого обо мне не знал. Курник был готов ближе к обеду и лёг ровно на все блюдо. Несли его вдвоём. Хозяев не оказалось дома и мы передали его их старенькой бабушке. Бабушка приподняла бровь. Потом Лёша предложил сходить в бар, но я так устала, что осталась в номере пить вино и листать в Гугле рецепты пхали.

На седьмой день мы вернулись с пляжа, а у ворот стоял Никуша. Увидев нас, он как-то официально подошёл и сказал "Мама и папа просят вас на минутку в 20:00 часов зайти"
и убежал. Лёша сказал, что это неспроста и поинтересовался, как я думаю сколько тут стоит Хеннеси ИксО. Я сказала тут своего хенеси по горло, кто тут такое дарит ты что. Наверно надо пианино дарить. Или икону старинную. Или томик Шекспира с подписью самого Шекспира. В 20:00 я в вечернем платье и Лёша в туфлях стояли у дверей Нукри. Позвонили.. Стол был разложен на две комнаты, гостей сидело человек 40. На столах
в три этажа стояло всё. Всё, что растет, дышит, мычит, блеет, пенится, колосится в Грузии. Нукри вскинул руки, распахнул улыбку, подошёл к нам и сказал "Проходите дорогие гости, мы тут просто немного барашка зарезали, скромный обед, будем рады разделить с вами. Вы нас таким пирогом угостили, мы теперь ваши должники". "Лена, ещё раз сделаешь курник,
я тебя убью", прошептал Лёша.

Теперь во вторник мы едем к дедушке Вано на 80-летие, в четверг собираемся в Тбилиси у Анзора на годовщину свадьбы, а в декабре мы должны приехать на крещение маленького Зурико. Это обязательно.

Мы перезнакомились со всей улицей, соседями и родственниками. Нас зовут пить кофе на первый этаж, потом завтракать на второй, потом играть в нарды в дом напротив. Вечером пить пиво во дворе и ужинать всем вместе.
Это какой-то один огромный дом и в нём нескончаемый обед.

Я не загорела, не посмотрела дельфинов.
У меня в номере мука, яйца, дрожжи, четыре кило баранины и хмели сунели. Бутылки
с вином и чачей стоят даже в ванной. Я не сделала ни одного селфи и уже что-то понимаю по-грузински. Лёша поправился на три кг
и думает купить тут дом.

Я просто сказала как вкусно пахнет, Валя.
Как ты здесь живёшь, а?"

Автор текста: Валентина Семилет.

 

 

 

 

Изменено 19 октября, 2019 пользователем Настасья Филипповна

[Пончик]

Попугаев Жако было запрещено ввозить в Советский Союз, однако из Анголы их везли практически все, минуя таможню хитрым образом. Для провоза живого груза необходимо, чтобы этот груз вел себя как мертвый, то есть не трепыхался и вообще прикидывался курой гриль, только маленькой. Потому попугаев просто напаивали аж целой столовой ложечкой медицинского спирта, после чего они минимум на сутки отрубались и представляли собой не более чем бессловесное анатомическое пособие по строению птичьей тушки в состоянии анабиоза.

Обычно коматозное животное погружалось в контейнер навроде тубуса для чертежей, в котором просверливались аккуратные дырочки, и в таком состоянии везлось на новое место жительства.

Кто знает, может, в этот раз спирт оказался разбавленный или попугай бывалым, но на таможенном досмотре, когда офицер открыл сумку, тубус для чертежей вдруг затрепыхался и из него вылез взъерошенный попугай.

— Оп-па! – только и смог сказать таможенник, — Что же это вы, товарищ, незаконный груз перевозите?

Хозяин груза уже собрался, было, оправдываться, но Жакo встряхнулся, расправил перышки и заорал на весь аэропорт:

— Я русский! Я ру-у-у-сссский! Русский!!!

Ну и как было не впустить такого товарища на Родину??

 

Нелегка попугаичья жизнь

 

Есть такие попугаи – Жaко. Многие про них слышали, но вряд ли кто-нибудь видел. На вид они невзрачные, небольшие, разика в два-три больше размерами, чем волнистые, серенькие, без особых украшений. Одно только их отличает – интеллект. Очень быстро они учат человеческую речь и мало того, вовремя и к месту применяют полученные знания.

Попугаи Жако обитают в Африке, и, несмотря на всю свою дикость, очень быстро привыкают и привязываются к людям, особенно если начинают общаться с ними еще птенцами. Один из военных советников, из командировки, как раз привез такого птенца. Маленького и голенького, еще не обросшего перьями, офицеры кормили его с руки и всячески приручали. Уже через год он подрос и, хотя не научился летать, принялся бодро бегать по помещениям.

 

К тому времени серенький попугайчик уже знал массу русских, английских и португаш (португальско-английский диалект, на нем говорит основная масса населения Анголы) ругательных слов и вовсю ими пользовался в повседневной жизни.

 

Когда утром его хозяин уходил мыться, Жако выбегал из комнаты и важно шел по коридору, заглядывая во все комнаты подряд и комментируя увиденное:

— Как же так? Что за херня – вопрошал он, заглядывая в первую комнату – там все спали, что не соответствовало попугайскому распорядку.

— На-а-аадо же! – заключал он и шел дальше.

— Сми-и-ирнааааа! – орал Жако у входа в другую комнату. Там обитал генерал-майор М. старший среди военных советников и известный своим командирским басом, а так же любовью подать хорошенькую такую, чтоб неграм света не взвидеть, команду.

— А? Что?! Где? Мать твою!! – вопил пробуждающийся генерал, потом отворачивался к стенке, и бурчал, — Чтоб ты сдох, пернатое.

— Сам дурак! – не оставался в долгу попугай и шел дальше.

В следующей комнате только продирали глаза переводчики, и к ним Жако обращался на буржуйском:

— *censored* you, не так ли, господа??

— Жако! Не зли меня! – кряхтел Денис.

— Мая твая не панимает! – гордо заявлял попугай и шел дальше.

 

Полковник Крокодил обычно к тому времени уже вовсю бодрствовал, был занят работой, написанием писем на родину и употреблением местного пива. Его комната как раз шла следующей после переводчиков. Возле нее Жако обычно задерживался и провозглашал менторским тоном зама по воспитательной работе:

— Опять бухаете, товарищи?! Как можно!

— Не учите меня жить! – отвечал Крокодил и протягивал руку к попугаю.

Жако важно вышагивал к нему, потом взбирался как на жердочку на указательный палец, оттуда на стол и говорил:

— Безобр-р-р-р-азие! Никакого пор-р-ядка! Кругом сплошное пьянство и разврат! Вы так не считаете? – и вопросительно заглядывал полковнику Крокодилу в глаза.

— Согласен полностью! – поддерживал Крокодил и наливал попугаю пива в блюдечко.

— Ур-р-ра! – провозглашал тост попугай и пил, — Ухххх, спиртяшшшка!

Поскольку комната полковника Крокодила по коридору была далеко не последняя, и не только Крокодил радовался пиву жарким утром – к своему хозяину, уже выходящему из душа, Жако добирался в состоянии некоторого алкогольного опьянения.

— Эх, вы, сволочи… — грустно говорил хозяин попугая, — Опять напоили. Ну и что мне с тобой делать?

— Пошли по бабам!! – отвечал попугай и оба они удалялись похмеляться в свою комнату…

 

Дело, тем временем близилось к дембелю, хозяину Жако предстояло отправиться на родину.

Чемоданы собраны, фотографии распечатаны, билеты куплены, джипы до аэропорта заправлены, словом, скоро, всего-то через полсуток она – Poдина, холодная и cтpашно мокрая по сравнению с Луандой. Русский язык повсюду, а не только среди своих. Негров мало и без оружия все. Нищета, да не та. Соскучился, в общем.

А как же быть с попугаем?

 

Почему бы не сделать так, как делали поколениями остальные советники? Напоить воина, до сна богатырского и провозить прямо в багаже? Однако не тут-то было! По заветам предков, для маленького попугайчика, чтоб хватило на сутки неподвижности, достаточно одной чайной ложки чистого спирта. Если попугай большой – тогда столовой.

Военный совет, после употребления допинга, постановил, что Жако таки большой. Тут же был налит в столовую ложку спирт и представлен попугаю.

— Спирртяшшшка! – сказал попугай и выпил.

Потом он икнул и сказал:

— Ой мороз, мороз…

— Кажется, мало… — сказал владелец пернатого.

— Не морозь меня, — сообщил Жако.

— Так давай еще нальем, — предложил генерал.

Налили. Попугай, нерешительно потоптался вокруг угощения, кося на него то одним, то другим глазом. Было видно, что выпить ему хочется, но при этом как-то боязно. Наконец, переборов все сомнения, Жако выпил вторую столовую ложку спирта.

— Не мо-рр-озь меня! Мoeго коня! – сказал он, покачнулся и упал на бок.

— Ну и слава богу. Щас уложим его в тару, да и поедем, мужики, – сказал хозяин птицы и встал из-за стола.

— Пьянь! Кругом одна пьянь, бляха муха, — неожиданно сказал Жако и пошевелил когтистыми лапами.

Все замерли. Советники, молча и сосредоточенно пересчитывали количество спирта в две столовые ложки относительно своих размеров.

Пока считали, Жако щелкнул клювом и встал. Воинственно задрав хохолок, он сказал:

— Гулять, так гулять! Гусар-р-ры! Шампанского коню!

— Обалдеть! Сейчас еще буянить начнет, — сказал переводчик.

— Силен бродяга, — пробормотал генерал.

— Ну, сволочи! – вскипел хозяин попугая, — Споили все-таки птицу мне! Ну я вам устрою!

— Да ладно, не кричи, не споили, а натренировали. А то с непривычки бы наоборот ласты мог склеить, точнее крылья.

— Да? И что мне теперь делать?

— Во-первых, успокоиться, а во-вторых, налить еще. Просто Жако оказывается тертый калач. В холода точно не помрет теперь.

После третьей попугая действительно сморило в глубокий пьяный сон и его упаковали в багаж.

 

Перелета он, естественно не заметил, поскольку дрых до самого конца путешествия, и пришел в себя только дома у своего хозяина. Когда он очнулся и выбрался из коробочки, сердобольный полковник уже держал наготове блюдечко пива:

— Ну как, Жакошка? Голова не болит?

Попугай встрепенулся, поднял хохолок и сказал:

— Холодно, мать твою! – потом подошел к блюдечку и похмелился. Видимо по старым дрожжам опьянение вернулось и он, уже самостоятельно, пошел к коробке, где и улегся с комфортом.

— Прям как ты, — сердито заметила жена хозяина, наблюдавшая всю картину сначала и до конца.

— Муд-д-даки!! – выкрикнул Жако и уснул.

— Точно как ты! – убежденно сказала жена.

[Jane]

Забавный рассказ. Я подобные рассказы от двух разных людей слышала. Но они ввозили не жако, а кубинских амазонов (одного из Кубы, другого из Бразилии). Одного везли в детском горшке под грязными ползунками. Второго проносили по предварительной договоренности через спецзал, минуя таможню. Хотя ввоз состоялся в начале 80-х годов прошлого столетия, оба попугая живы и активны до сих пор.  Бразильский так уже пережил хозяина....

P.S. У жако имеется ярко красный хвост, очень красивый попугай.

[lugovay]

В продолжение Пончиковского рассказа)

Спойлер

 

[Пончик]

— Добрый день! Это мистер Джонс?

— Нет.

— А могу я его услышать?

— Сомневаюсь. Не думаю, что это возможно.

— Вы уверены? Его точно нет рядом?

— Ну, можно попробовать....

В трубке послышалось глухое бульканье.

— Что это за бурчание?

— Это мистер Джонс.

— Не понимаю...

— Мы его съели. Теперь вот булькает у меня в животе.

— Что? Не понимаю. Кто вы?

— Я Уу-Ям из племени Айгань. Ваш мистер Джонс заехал на нашу территорию, ну и невежливо спросил дорогу. По старой традиции мы его съели. Можете не беспокоиться, со специями и гарниром из хлебного дерева.

— Этого не может быть! У него кредит в нашем банке, ипотека...

— Ну извините. Наличие долгов не освобождает от ритуального ужина.

— Да мы с вас его долг потребуем!

— У нас особая экономическая зона с особыми законами. Приезжайте, если победите нашего чемпиона в схватке на бумерангах, мы выплатим долг ракушками и бусами.

В трубке еще немного посопели, а затем раздались короткие гудки. Уу-Ям из племени Айгань довольно улыбнулся и отдал телефон мистеру Джонсу.

— Вот и всё, больше вас не побеспокоят.

— Спасибо огромное! Вот ваш гонорар.

Пачка банкнот перекочевала к Уу-Яму.

— До свидания!

Счастливый мистер Джонс пошел к машине. А Уу-Ям разлегся под деревом, в тени большой вывески. На ней, крупными буквами было выведено:

Анти-коллекторское агенство "За пазухой у вомбата", мы делаем людей свободными.

[Пончик]

Когда мне напоминают про Оруэлла и его Большого брата, Большой брат отчего-то или скрипит сталинскими сапогами, или стрекочет компьютерным нутром, считывая наши мысли через банковские карты.

Я не возражаю.

Я просто хочу кое-что уточнить. Чтобы не было в море тайн.

У Оруэлла был знаменитый земляк. Он жил задолго до автора «1984». Земляка этого мы прекрасно знаем. Звали его Иеремия Бентам. Жил он и в XVIII веке, и в веке XIX. Был прекрасным юристом, моралистом, кем только ни был. Был «отцом либерализма». Как уверяют, мумия Бентама по его завещанию присутствует на всех заседаниях правления Лондонского госпиталя, которому Бентам завещал всё своё состояние. Половина этически ориентированных текстов сегодня спровоцированы Иеремией Бентамом. На Руси утилитаризм Бентама прекрасно озвучил Чернышевский с его теорией «разумного эгоизма» и рационального нравственного сожительства.

Бентам в своё время придумал Паноптикум. Паноптикум – это символ государственности. Паноптикум – это здание. Здание для содержания людей. Люди сидят в помещениях. В помещениях большие окна: одно наружу, второе – внутрь здания-бублика. В центре здания-бублика башня. В башне сидит надзиратель. И надзирателю видно сразу все тени всех людей, сидящих каждый в своей камере. Надзиратель видит, кто что делает, так как люди, хотят они или нет, отбрасывают тень прямо на полотно перед надзирателевыми глазами. Надзирателю не надо ходить по коридорам, заглядывать в глазки камер, греметь ключами. Надзиратель сидит в уютном кресле и видит всё разом. Здание построено так, что тени перед надзирателем маленькие, очень удобно.

Что перед нами? Перед нами тюрьма навыворот. Не казематы во тьме и каменные мешки с огарком. А максимально освещённое пространство, где роль сторожа выполняют совместно надзиратель и прирученное надзирателем солнце, бьющее в окна. Ночью перед внешними окнами устанавливаются факелы, Бентам жил до практического применения электричества.

Что будет делать узник в темноте? Он, возможно, побег будет готовить. Темнота из наказания становится союзником заключённого. А в Паноптикуме и светло, и гигиенично, и хрен ты сбежишь через подкоп: солнышко не даст, факелы заботы не позволят.

В Паноптикуме, по Бентаму, не обязательно держать разных криминальных утырков. Паноптикум подходит для клиник, общежитий, нравственных коммун, производств. Всевидение – залог идеального государства.

Бентам с его всевидящим оком – абсолютный сторонник Руссо. Руссо мечтал об открытом обществе, обществе прозрачном, лишённым тёмных тайн и секретов, Руссо не хотел, чтобы взгляды людей сталкивались с препятствиями личной скрытности. По Руссо, царить в обществе должно мнение каждого о каждом. А мнение, отделённое от примесей, можно получить только тогда, когда, в переносном смысле, занавесок от наблюдателя нет. Лучший сторож – это мораль.

Бентам в своём «Паноптикуме» пишет: «Каждый товарищ становится наблюдателем».

Идеальная власть сидит в центре Паноптикума и пользуется общественной прозрачностью. Право власти – это право общественного мнения, право иметь мнение каждого о каждом. Это право люди добровольно делегируют надзирателю, который, по Бентаму, регулярно меняется через процедуру ротации и выборов.

Кроме наблюдения за тенями, в Паноптикуме Бентама каждые камера-спальня-кабинет связаны с комнатой надзирателя специальной трубой, чтобы было не только видно, но и слышно. Труба эта не замаскирована. Чего маскировать её в открытом обществе? Труба для слушанья, она ведь не только для того, чтобы просто слушать. С ума сойдешь, вслушиваясь в каждый чих, вздох или крик из камеры. Труба демонстративна, она, торчащая из стены, напоминает, контролирует и устрашает. «Необходимость беспрестанно быть на глазах у надзирателя… на самом деле будет означать утрату возможности творить зло и почти полную утрату мысли желать его». Никакого бесполезного насилия, никакого телесного устрашения, никакого топота жирноплечих скотов-тюремщиков по коридорам, неопрятных рож дознавателей, только тонкое наблюдение, только тщательное слушанье.

Но, когда мне говорят про Большого брата, мне отчего-то продолжают тыкать в лицо портретом Иосифа Сталина. Я не возражаю. Оруэлл, сдавший властям список из тридцати восьми лично знакомых ему «попутчиков коммунизма», понял бы меня правильно.

[Пончик]

Фольклор.

Цитата

 

Раскинулось поле по модулю пять,

Вдали интегралы стояли...

Студент не сумел производную взять,

Ему в деканате сказали:

 

- Анализ нельзя на арапа сдавать,

Профессор тобой недоволен.

Сумей теорему Коши доказать,

Иначе ты будешь уволен.

 

И рад доказать бы, но сил уже нет,

В глазах его всё помутилось.

Увидел стипендии меркнущий след,

И сердце уж больше не билось... 

Всю ночь в деканате покойник лежал,
В штаны Пифагора одетый,
В руках он зачетную книжку держал,
Единственной тройкой согретый.

К ногам привязали ему интеграл,
И в матрицу труп обернули
Декан подошел, постоял, помолчал,
Прочел теорему Бернулли.

Напрасно старушка ждет сына домой,
Ей скажут - она зарыдает...
А синуса график, волна за волной,
По оси абсцисс пробегает.

Марксизм свое веское слово сказал:
Материя не исчезает.
Погибнет студент, на могиле его
Огромный лопух вырастает.

 

 

[Пончик]

— Здравствуйте! Мы начинаем заседание клуба анонимных камикадзе. Представьтесь пожалуйста.

— Добрый вечер. Я Петя и я камикадзе.

— *хором* Здравствуй, Петя.

— Расскажи, Петя, как ты стал камикадзе?

— Я сказал начальнику, что он перепутал бумаги и от этого сорвалась сделка.

*аплодисменты*

— Привет. Я Вася и я камикадзе.

— *хором* Здравствуй, Вася.

— Я сказал маме, что не буду одевать шапку, потому что тепло.

*аплодисменты*

— Здравствуйте. Я Олег и я камикадзе.

— *хором* Здравствуй, Олег.

— Ну? Надо рассказать о своем опыте.

— Я даже не знаю... Это слишком страшно.

— Не бойся, Олег, здесь все свои. Обязательно нужно проговаривать, мы специально для этого собрались.

— Дело в том... Даже не знаю как сказать. Моя девушка... Она спросила, не толстая ли она. Вот. А я... Я сказал, что похудеть было бы не плохо.

*пораженное молчание*

— Олег. Послушайте. Вы кажется перепутали. Это клуб камикадзе. Понимаете? А заседание клуба анонимных безумных берсеркеров проходит в соседнем зале.

©Александр «Котобус» Горбов из книги «Таблетка от понедельника»

[Пончик]

Бабуля одна на форуме поделилась:

В счастливом детстве, когда мне не хотелось идти в школу, я шла в Эрмитаж (там работала бабушкина знакомая и меня пропускали без билета, кстати, когда бабушка попеняла ей, что та потворствует моим прогулам, то тётя Лена сказала, что если прогуливать уроки, так уж лучше в Эрмитаже) и был у меня там  лучший друг - мумия жреца, с ним я делилась всем наболевшим, а он мне тепло улыбался... до сих пор, как кто из своих идет в Эрмитаж, ему передают от меня приветы...

[Пончик]

Нелепая смерть

#аланскиехроники

На похоронах 104-х летней бабушки нашего друга все тихо скорбели.

Скорбели неискренне, зато искренне мечтали прожить столько же.

Выступающие говорили об усопшей уже больше часа, освещая её трудовые и житейские подвиги, но добрались лишь до середины ХХ-го века.

Бабуська была, несомненно, легендарная, но, как говорится, народ устал от речей и явно мечтал быстрее отпустить её к праотцам.

Наш друг, внук усопшей, чувствовал себя виноватым от того, что мы испытываем такие неудобства  из-за его родственницы, поэтому постоянно тревожно поглядывал по сторонам.

- А я это, когда бабушке исполнилось 100 лет, хотел устроить ей настоящий праздник с шикарным застольем. Она очень обрадовалась и попросила пригласить на юбилей всех её одноклассников, - смущаясь сообщил скорбящий внук.

Мы все удивлённо подняли брови и задали немой вопрос:
- И?!

Внук тяжело вздохнул, перевёл взгляд на гроб и грустно сказал:
- Никто не пришёл. Расстроилась она тогда сильно и вместо компота случайно почти литр араки выпила.
Ей так понравилось опьянение, что она каждый день стала требовать приносить араку. Песни пела, как напивалась. И что характерно, постоянно благодарила меня:
- Внучёк! Если бы не ты, то я померла бы, не испытав удовольствие от араки! Спасибо тебе! Налей-ка...

- А от чего она умерла? - спросил я.

Внук снова тяжело вздохнул, шмыгнул носом и, еле сдерживаясь, сдавленно сказал:
- Напилась араки и на турник запрыгнула. Один оборот смогла сделать, а на втором пальцы соскользнули. Упала с турника. Насмерть...

Мы закрыли лица ладонями и со слезами на глазах, ритмично вздрагивая, молча смеялись.
А стоявшие рядом бабушки, аккуратно протирая кончиком головного платка уголки глаз, смотрели на нас и в душе мечтали, чтобы и их, когда придёт время, так же горько оплакивали внуки...

[мвг]

После гибели Анны Карениной под колесами поезда ее дочь Анну на воспитание берет Каренин. Вронский в глазах общества превращается в чудовище, и все, кто раньше злословил по поводу Карениной, теперь выбирают своей мишенью Вронского. Он вынужден уехать из Москвы, но и высшее общество Петербурга его не принимает. Следы Вронского теряются где-то в глубине России.
Каренин воспитывает детей Сергея и Анну одинаково строго. Но подрастающей Анне кажется, что с ней он обходится особенно сурово. Сережа иногда, обвиняя Анну в гибели матери, грозит ей, что папа оставит ее без наследства, что не видать ей приличного общества и что, как только она подрастет, ее вышвырнут на улицу.

Романа Льва Толстого в доме Карениных не держат, но Анна прочитала его довольно рано, и в ее сердце вспыхивает желание отомстить.
В 1887 году совпадают сразу несколько событий: умирает Каренин, Сергей Каренин осуществляет свою угрозу — выгоняет Анну из дому, и становится известно, что Вронский жив. Практически разорившись, бывший блестящий офицер живет в небольшом волжском городе. На последние деньги Анна покупает билет на поезд и, похитив из дома Карениных револьвер, едет, чтобы отомстить отцу.
Вронский живет в приволжском городе Симбирске одиноко. Свет даже такого маленького городка после выхода в свет романа "Анна Каренина" не принимает его, и Вронский вынужден вращаться н полусвете. Однажды он знакомится там со странной парой бывших каторжан, недавно амнистированных. Его зовут Родион Раскольников. Его молодая подруга — Катя Маслова. К Раскольникову Вронского привлекает еще и то, что волей случая они оба стали героями романов. Катя Маслова, бывшая проститутка, убившая любовника, завидует обоим и иногда говорит: "Вот напишу Льву Толстому, он и меня в роман вставит". Она даже иногда по вечерам пишет нечто вроде дневника, а потом отправляет листки в Ясную Поляну. На каторге она потянулась к овдовевшему там Раскольникову, но на свободе постаревший Родион не может идти ни в какое сравнение с сохранившим столичные манеры Вронским.
Раскольников в отчаянии, но сам он уже не может поднять руку на человека. Он решает найти исполнителя своей мести. Выбор Раскольникова падает на семнадцатилетнего гимназиста, у которого недавно казнен брат за покушение на царя. Володя Ульянов, читавший о судьбе Родиона Раскольникова, соглашается и из рогатки, почти в упор, свинцовым шариком в висок убивает Вронского. На крик Масловой сбегаются люди, собирается толпа, и в этот момент к дому на извозчике подъезжает Анна Каренина. Она понимает, что опоздала, что месть осуществить не удается.
Вечером в гостинице она узнает имя гимназиста, убившего Вронского, и то, что в городе созрел своеобразный заговор молчания. Из сострадания к матери Ульянова, уже потерявшей сына, и оттого, что Вронского все равно никто не любил, в свидетельство о смерти Вронского вписан апоплексический удар. Анна, не имеющая средств к существованию, в гостинице знакомится с купцом и на пароходе уплывает с ним.
Маслова в отчаянии, она должна вот-вот родить, но к Раскольникову возвращаться не хочет. Дождавшись родов, она подбрасывает родившуюся дочку в бедную еврейскую семью, а сама кончает жизнь самоубийством. Еврейская семья Каплан, приняла подкидыша, назвав девочку Фанни. Девочка знает, кто виноват в том, что ей приходится воспитываться в еврейской семье. Фанни решает отомстить.
Анна Каренина намеренно бросается в разгул, жизнь превращается в череду пьяных компаний и в переход от одного купца к другому. Идут годы. Однажды осенью 1910 года после пьяного кутежа в затрапезной гостинице Анна находит зачитанные прислугой книги Льва Толстого "Анна Каренина" и "Воскресение". Старая боль вспыхивает в душе Анны, и ей начинает казаться, что во всем виновен Лев Толстой, что именно он виноват в том, что брат выгнал ее из дому. Анна решает убить Толстого и отправляется в Ясную Поляну, послав по дороге телеграмму с угрозой. Лев Толстой понимает, что это не шутка, все бросает и бежит из Ясной Поляны. По дороге простужается и умирает. Анна снова опаздывает. Снова загул, попытка утолить воспоминания в вине. Приходит в себя Анна только в 1917 году, когда узнает, что в Петрограде произошла революция, и во главе ее стоит тот самый гимназист из Симбирска, который убил Вронского. Это единственный человек, который сделал для Анны хоть что-то. Анна принимает революцию, уходит из занятого белыми города и присоединяется к отряду красных, которым командует Василий Иванович Чапаев. Она становится матерью этого отряда, обстирывает бойцов и готовит еду. Иногда в бою она ложится к пулемету. За это ее прозвали Анна-пулеметчица. Глядя на нее, комиссар отряда, уже выросшего в дивизию, Фурманов говорит: "Напишу роман, обязательно о ней расскажу, только придется фамилию изменить, а то не поверят. И помоложе сделаю".
В 1918 году Фанни Каплан настигает Ленина возле завода Михельсона и сказав: "Помни о смерти моего отца", — стреляет в Ленина из браунинга. Ее быстро казнят для того, чтобы никто не узнал о том, что Ленин в молодости был убийцей.
Гибнет штаб Чапаева, в живых остается только Анна, потому что ее узнал командир белых Сергей Каренин, ее брат.
Заканчивается Гражданская война и Анна перебирается в Москву, чтобы хоть иногда видеть Ленина, но в 1924 году Ленин умирает, и жизнь Анны теряет всякий смысл. Она опускается и идет работать в домработницы.
Однажды, сходив в лавку за подсолнечным маслом, она идет домой и на трамвайных рельсах вдруг вспоминает о смерти своей матери. Приближающийся трамвай кажется ей тем самым поездом. В ужасе Анна бежит, выронив бидон с подсолнечным маслом на трамвайной линии возле Патриарших прудов…

Автор: Валерий Лебедев

[Пузочес]

@мвг мощно

[Mona]

 

[Пончик]

1975-й год, весна.
Город Львов.

Мы - повидавшие жизнь школьники, заканчивали свой первый класс, дело подходило к 9-му мая и учительница сказала:
- Дети, поднимите руки у кого дедушки и бабушки воевали.
Руки подняли почти все.
- Так, хорошо, опустите пожалуйста. А теперь поднимите руки, у кого воевавшие бабушки и дедушки живут не в селе, а во Львове и смогут на День Победы прийти в школу, чтобы рассказать нам о войне?
Рук оказалось поменьше, выбор учительницы пал на Борькиного деда, его и решили позвать.

И вот, наступил тот день.

Боря не подкачал, привёл в школу не одного, а сразу двоих своих дедов и даже бабушку в придачу. Перед началом, смущённые вниманием седые старики обступили внука и стали заботливо поправлять ему воротничок и чубчик, а Боря гордо смотрел по сторонам и наслаждался триумфом.

Но вот гости сняли плащи и все мы увидели, что у одного из дедов (того, который с палочкой), столько наград, что цвет его пиджака можно было определить только со спины. Да что там говорить, он был Героем Советского Союза.

Второй Борькин дед нас немного разочаровал, как, впрочем и бабушка, у них не было ни одной, даже самой маленькой медальки.

Героя – орденоносца посадили на стул у классной доски, а второго деда и бабушку на самую заднюю парту. На детской парте они смотрелись несколько нелепо, но вполне втиснулись.

В самом начале, всем троим учительница вручила по букетику гвоздик, мы поаплодировали и стали внимательно слушать главного героя.

Дед оказался лётчиком и воевал с 41-го и почти до самой победы, аж пока не списали по ранению. Много лет прошло, но я всё ещё помню какие-то обрывки его рассказа.

Как же это было вкусно и с юмором. Одна его фраза чего стоит, я и теперь иногда вспоминаю её к месту и не к месту:
«Иду я над морем, погода - дрянь, сплошной туман, но настроение моё отличное, ведь я уверен, что топлива до берега должно хватить. Ну, даже если и не хватит, то совсем чуть-чуть…»

При этом, разговаривал он с нами на равных, как со старыми приятелями. Никаких «сверху вниз».

И каждый из нас начинал чувствовать, что и сам немножечко становился Героем Советского Союза и был уверен, что если нас сейчас запихнуть в кабину истребителя, то мы, уж как-нибудь справимся, не пропадём.

Класс замер и слушал, слушал и почти не дышал, представляя, что где-то далеко под нами проплывают Кавказские горы в снежных шапках.

Но, вот второй дедушка с бабушкой всё портили.

Только геройский дед начинал рассказывать о том, как его подбили в глубоком немецком тылу, так тот, второй дед, вдруг принимался сморкаться и громко всхлипывать. Учительница наливала ему воды из графина и успокаивающе гладила по плечу.

После паузы герой продолжал, но когда он доходил до ранения или госпиталя, тут уж бабушка с задней парты начинала смешно ойкать и причитать.

Мы все переглядывались и старались хихикать незаметно. Уж очень слабенькими и впечатлительными оказались безмедальные бабушка с дедушкой. Ну, да, не всем же быть героями. Некоторым, не то что нечего рассказать, они даже слушать про войну боятся.

Только недавно, спустя годы, я от Борьки узнал, что те, его - «слабенькие и впечатлительные» бабушка с дедушкой с задней парты, были Борины прабабушка и прадедушка.

Они просто пришли в школу поддержать и послушать своего сына-фронтовика, а главное, чтобы потом проводить его домой, а то у него в любой момент могли начаться головные боли и пропасть зрение…
 

[Пончик]

Зашёл вчера вечером в магазин, выбрал бутылку красного вина, подхожу к прилавку:
- Вот, пожалуйста
- Здравствуйте, ещё что-то будет?, - приветствует меня сотрудник на кассе
- Нет, - говорю, - не будет, здравствуйте, спасибо, это всё.
- Сыр, может быть, шоколад ?
- Да нет, - отвечаю, - не надо, это всё
- А можно я вам ещё четырнадцать рублей пробью ? Мы корм в кошачий приют отправляем, - спрашивает девушка
- Можно, - соглашаюсь
- Спасибо. Это очень хорошее дело. Ой, а вино я уже вам продать не смогу, касса уже не пробивает.
- Отлично, - говорю, - это то что надо.
- Ничего, - обнадёживает девушка, - зато я корм уже пробила, прикладывайте карту.

В общем, зашёл, накормил неизвестного кота и вышел.
Еле успел.

добавлено 35 минут спустя

 

добавлено 39 минут спустя

...А ее нашла специальная бригада истощенных девушек - тогда ходили по квартирам блокадной зимой, искали детей, у которых погибли родители или при смерти были...

Вот Леночку нашли и смогли отправить в эвакуацию.

Она не помнила, как детей везли в тряском грузовике по льду, не помнила, как попала в детский дом; она маленькая была.

Как истощённый гномик с большой головой на тонкой шейке...

Она уже не хотела кушать, такое бывает при дистрофии.

 

Она лежала в постельке или сидела на стульчике у печки.

Грелась и молчала.

Думали, что Леночка умрет.

Много детей умерло уже в эвакуации; сильное истощение, и нет сил жить и кушать.

 

И одноногий истопник, фронтовик дядя Коля лет двадцати от роду, свернул из старого полотенца куклу.

Как-то подрезал, свернул, пришил, - получилась уродливая кукла.

Он химическим карандашом нарисовал кукле глазки и ротик., и носик-закорючку...

Дал куклу Леночке и сказал серьезно: "ты, Леночка, баюкай куклу. И учи ее кушать хорошо! Ты теперь кукле мама, уж позаботься о ней получше.

А то она болеет и слабая такая. Даже не плачет!".

 

Леночка вдруг вцепилась в куклу и прижала ее к себе и стала баюкать и гладить тонкими ручками.

А за обедом кормила куклу кашей, что-то шептала ей ласковое.

И сама поела кашу и кусочек хлебца, - кормили не разносолами в эвакуации…

Ну вот, Леночка и спала с куклой, и у печки ее грела, обнимала ее и хлопотала о кукле.

Об уродливой кукле из старого полотенца с нарисованными глазами…

 

…Девочка выжила.

Потому что ей нельзя было умереть; надо заботиться о кукле, понимаете?

Изменено 22 июня, 2020 пользователем Пончик

[Ибн-Саид]

«Шпионка, которой не было»: RT публикует отрывок из книги Марии Бутиной о пребывании в американских тюрьмах

15 июля 2018 года жизнь Марии Бутиной изменилась коренным образом: из обыкновенной студентки россиянка превратилась в заключённую американской тюрьмы. Девушку обвинили в «сговоре с целью работы на иностранное правительство». Домой она вернулась лишь спустя 467 дней пребывания в исправительных учреждениях США. Уже на свободе Бутина написала книгу о том страшном времени, основанную на 1,2 тыс. страниц тюремных дневников. Воспоминания под заглавием «Мария Бутина: шпионка, которой не было» в скором времени появятся на прилавках книжных магазинов. RT первым публикует отрывок из книги.

© Фото из личного архива Марии Бутиной

За занавесками «скотобойни» меня ждали пара охранников, рамка металлодетектора и огромный серый пластиковый стул, который надзиратели между собой, ухмыляясь, называли «стул хозяина». Меня развернули лицом к стене, приказав положить ладони на грязную, липкую от человеческого пота и крови стену, обыскали и кивнули на жуткий серый стул.

— Садись. Спину прислонить, сидеть не двигаясь, — приказал мне надзиратель. Он повернул выключатель, торчавший на одной из сторон кресла, оно издало пронзительный пищащий звук. Я вздрогнула от неожиданности. Как я догадалась, это зловещее устройство проверяло наличие металла внутри тела заключённого — мне таких стульев ещё встретится бесконечное множество в пути по этапам и в зданиях судов.

— Всё окей. Она наша, — весело кивнул надзиратель в сторону агентов ФБР, мявшихся в дверях и старавшихся прикрыть носы от зловония помещения.

Меня повели в следующую комнату, где на длинной деревянной скамейке сидел человек, или, вернее, нечто — определить пол по внешнему виду было невозможно. Напротив этого человека у стойки с компьютером стоял охранник для регистрации вновь прибывших. Я села на самый краешек скамейки, стараясь не потерять сознание от страшного смрада помещения. Ждать пришлось недолго, у меня снова сняли отпечатки пальцев. Улыбчивый офицер в недоумении уставился на меня — в бежевых летних брючках-капри, чёрном топе и тоненькой накидке-кофточке, едва прикрывавшей плечи. Венцом всего этого не подходящего к обстановке внешнего вида была, конечно, непослушная шевелюра длинных, почти до самого пояса, рыжих волос. За этой процедурой последовала следующая — полумрак кабинета полицейского психиатра, грязного и заваленного грудами бумаг, освещённого только белёсым светом, излучаемым голубым экраном старого монитора.

— Вы хотите убить себя?

— Нет.

— А покалечить?

— Тоже нет.

— Вы хотите убить кого-нибудь из окружающих вас людей?

— Нет.

— А покалечить?

— Нет.

Опыт многочисленных пересечений границы США научил меня не шутить с представителями правоохранительных органов и служб безопасности. Шутка обязательно будет использована против шутника.

— Вы представляете опасность для окружающих? — не унимался полицейский.

— Нет.

— А вы когда-нибудь пытались совершить самоубийство?

— Нет.

И так до бесконечности. Мне, грешным делом, закралась в голову мысль, что, например, скажи я, что имею суицидальные наклонности, меня отправили бы в госпиталь, подальше от ужасного вонючего подвала. Хорошо, что эту идею я не воплотила в жизнь: признавшихся в суицидальных наклонностях держали в тех же условиях, но снабжали их пребывание в подвале «вишенкой на тортике», как принято говорить у американцев, — заматывали в смирительную рубашку и клали мумию на железную полку «до востребования».

Когда полицейский-психотерапевт наконец исчерпал список вопросов, мне предложили сок и бутерброд. Есть не хотелось, но снова что-то подсказало мне, что еду лучше взять. Тут я не прогадала. Бутерброд придётся растянуть до полуночи. Ни есть, ни пить больше не дадут. Всё встанет на свои места — вот почему мой адвокат так просил сохранить за мной хотя бы воду в маленькой бутылочке.

Полицейский-надзиратель втолкнул меня в проход с небольшой железной лестницей, и мы пошли куда-то вниз. Из недр раздавались страшные звуки ударов о металл, криков отчаяния, нечеловеческих стонов и воя.

— А ну заткнитесь, — рявкнул в полумрак железного ада сопровождавший меня надзиратель.

Когда мы шли по коридору, будто сквозь строй бесконечной череды клеток, на железных сетках дверей висели мужчины и женщины, просившие воды, туалетной бумаги и хотя бы сказать, который сейчас час. Особо шумели, увидев меня, мужчины, что вызвало довольную ухмылку на лице охранника.

Меня запихнули в одну из клеток по соседству с мужчиной. Боковая стенка была сплошной — это не позволяло мне постоянно видеть «соседа», зато ему явно нравилось меня слышать. Звук моих передвижений и подступавших к горлу слёз пришёлся по вкусу клиенту «обезьянника», и всю ночь я слушала стоны самоудовлетворения представителя сильного пола.

Чтобы издавать как можно меньше звуков, я спряталась в самый дальний от стены соседа угол железной полки и крепко-накрепко зажала себе рот и нос руками, чтобы остановить подступающее желание заплакать. В клетке напротив через дырки в сетке и окошко для подачи еды была видна чернокожая стонущая женщина со спутавшимися от рвотных масс и грязи волосами. Большей частью она лежала на железной полке и стонала, выкрикивая ругательства в адрес надзирателей и требуя необходимые ей средства женской гигиены. Не получив желаемого, она просто размазывала кровь по стенам...

Матрасов в камерах нет, как нет ни одеял, ни подушек. Камера размером не больше половины отделения в плацкартном вагоне. Железные нары имеют только дырки для стока рвотных масс на соседа на нижней полке или прямо на пол. Есть железный унитаз и даже раковина, но в кране нет воды, нет туалетной бумаги, зато есть огромные, с большой палец размером рыжие тараканы. В камерах стояла ужасная жара, в миллиарды раз, казалось, усиливающая вонь тюрьмы. Надзирателям это не нравилось — им же приходилось спускаться в эту преисподнюю по два раза в час на обход, потому они откуда-то припёрли огромный вентилятор и направили струю промышленного воздуха прямо в наши камеры. Струя пробирала насквозь, и я дорожала от холода, свернувшись калачиком в уголке железной полки, прижав коленки к подбородку.

Многие заключённые стали умолять выключить «ветер», ведь все из нас попали в подвал с летних улиц — тем, кто был в шортах и майках, повезло меньше всех. Мне — относительно. Я быстро сообразила, что самое тёплое из моего гардероба — это мои рыжие плотные волосы, распределила их вдоль тела, до самых пяток, как могла, и это помогло мне чуть-чуть согреться и собраться с мыслями.

Совсем изнеможённая от пережитых эмоций в полумраке подвала, я ощутила непреодолимое желание отключиться и немного поспать. «Только не сейчас, — сказала себе я. — Спать вечером — гарантия бессонной ночи, как учила меня мама, а это воистину страшно. Во сне ночь прошла бы быстрее». Тут я вспомнила про полученный по пути в клетку бутерброд из пары кусков отсыревшего от высокой влажности белого хлеба с парой прозрачных ломтиков ничем не пахнущего сыра и такого же тонюсенького слайса колбасы, плотно завёрнутый в несколько слоёв пищевой плёнки. «Надо поесть, иначе мозг откажется думать, а в таких условиях это верный путь к гибели. Нужна максимальная концентрация, чтобы осознать происходящее и решить, что делать», — убедила себя я. Когда следующий приём пищи, было непонятно, поэтому я скушала только половину порции, а остальное припасла «на чёрный час», когда снова засосёт под ложечкой. Выпила приторный напиток, который, скорее, напоминал сладкую воду с щедрой дозой ядрёно-красного красителя, чем сок. Поступившая в организм глюкоза сделала своё дело: мозг включился и стал усиленно оценивать окружающую нереальность.

«Время, — подумала я. — Нужно понять, который сейчас час, чтобы отделить день от ночи». Окон в подвалах, разумеется, нет. Свет горит одинаково и днём и ночью. Задача вычисления времени позволила немного отвлечься от происходящего.

Так, последнее, что я помнила, — это то, что меня привезли где-то полчетвёртого. Обходы охранников проходили с периодичностью примерно раз в 30 минут, значит, если считать каждый обход и делать пометки, можно было понять, который сейчас час. «Положим, меня оформили к пяти часам, была где-то пара обходов. То есть сейчас примерно шесть», — сделала вывод я. Но как продолжить счёт? Нет ни ручек, ни бумаги, ни уж тем более чего-нибудь острого, чтобы царапать пометки на стене! «Туалетная бумага! Точно! Буду делать надрывы, отмечая каждый обход надзирателя», — обрадовалась я. Тут я вспомнила, что, когда меня вели по коридору, заключённые просили туалетной бумаги, вытянув руки чуть дальше запястья в окошко для еды ладошками друг к другу. В следующий же обход я попробовала — присела на корточки у маленького окошка в решётке. Сработало! На руки мне намотали немного заветной туалетной бумаги! Обрадованная своей догадливостью и изобретательностью, я стала считать обходы маленькими надрывами туалетной бумаги.

По моим подсчётам, следующий обход был раньше, чем положенные раз в полчаса. «Что-то случилось», — подумала я. Надзиратель подвёл к моей камере маленькую мексиканку, открыл решётку и впихнул её внутрь.

— Вот тебе соседка. Развлекайтесь, девочки! — буркнул он и со скрипом захлопнул дверь.

Моей первой в жизни сокамернице на вид было не больше 16: маленькая, худенькая мулатка с короткострижеными чёрными, как смоль, волосами и большими глазищами, полными слёз, тихо села в уголок нижней полки, подтянула к подбородку острые коленки и навзрыд расплакалась.

....

[Ибн-Саид]

Покорение Луны: как астронавтам удалось то, чего не смогла самая совершенная на тот момент техника

20 июля 1969 года посадочный модуль «Орел», на борту которого были астронавты Нил Армстронг и Эдвин Олдрин, впервые в истории доставил людей на Луну. Esquire рассказывает, почему в космической гонке 1960-х победить помогла не автоматика, а пресловутый человеческий фактор, позволивший совершить историческую высадку, едва не сорванную ошибками техники.

Часто можно услышать, что человек на борту космического корабля — кто-то вроде свадебного генерала. Якобы всю работу за него делают автоматы, а сам он работает простым символом престижа пославшей его страны.

Валентина Понамарева, входившая в советский женский отряд космонавтов, так вспоминала отношение к космонавтам на заре космической эры: «Человек на борту вроде и необязателен, считаться с его запросами и требованиями поэтому особенно не стоит, нужно только обеспечить ему условия существования и, по мере возможности, безопасность. Пусть себе сидит там, на борту, только пусть ничего не трогает!». Это не преувеличение: конструкторам казалось, что управление космической техникой слишком сложное, требует слишком быстрой реакции, и поэтому доступно только автоматам. Были подозрения, что космонавты могут вести себя неадекватно: даже в первом полете Гагарин мог взять на себя управление, только введя специальный пароль (тот должен был подтвердить его вменяемость).

Однако в реальности человеческий фактор, который конструктора трактовали в негативном ключе, позволил миссии «Аполлон-11» состояться, а ноге Нила Армстронга — коснуться поверхности Луны.

Превышение скорости и нервный компьютер

16 июля 1969 года с Земли на ракете «Сатурн-5» стартовала миссия «Аполлон-11». Через трое суток пилотируемый корабль «Колумбия», на борту которого находились Нил Армстронг, Эдвин Олдрин и Майкл Коллинз, был доставлен третьей ступенью к Луне. На окололунной орбите, во время нахождения над обратной стороной Луны, от него отстыковался 15-тонный лунный посадочный модуль «Орел». Коллинз остался в «Колумбии», а Армстронг и Олдрин — на «Орле», который 20 июля 1969 года попытался сесть на поверхность Луны.

В 17.44 по Гринвичу, «Орел» начал снижение к лунной поверхности, причем с самого начала процессом управляла именно автоматика. Почти сразу Армстронг и Олдрин обнаружили, что те элементы лунной поверхности (горы и прочее), над которыми они должны были пройти по заранее утвержденной программе полета в строго заданный момент времени, видны в иллюминаторы на 2−3 секунды раньше, чем должны бы. Тут же они сообщили в центр управления полетами о замеченной аномалии. Получилось, что «Орел» по какой-то причине двигался слишком быстро. Расчеты показывали, что сесть в районе Моря Спокойствия все равно выйдет, но на километры западнее намеченной точки.

Почему автоматика оказалась неточной — до сих пор не вполне ясно. Одна из версий — «масконы» у поверхности Луны, концентрации плотных пород, делающие лунное притяжение над некоторыми точками поверхности чуть сильнее, чем над другими. На самом деле, причин может быть много, вплоть до неточного управления тягой двигателей. Автоматика не безупречна не то что в 1969, но и полвека спустя (достаточно вспомнить недавнее крушение израильского посадочного аппарата «Берешит» при посадке на Селену в апреле этого года).

Через пять минут после начала снижения к проблеме «превышения скорости» добавилась еще одна. Бортовой компьютер «Орла» начал непрерывно бомбардировать астронавтов сообщениями об ошибках. Надо понимать, что его сообщения об «ошибке 1201» и «ошибке 1202» вообще ничего не говорили экипажу: в ходе наземных тренировок все не отработать, и астронавты просто не могли знать, что означает каждая из возможных ошибок компьютера. Центр управления быстро проконсультировался в теми, кто программировал компьютер на предмет того, можно ли продолжать снижение, или «Орлу» надо возвращаться к «Колумбии». В этом случае никакой исторической высадки, конечно, не было бы, но не было бы и риска угробить экипаж лунного модуля.

Специалисты поняли смысл сообщений об ошибках: компьютер рапортовал, что не успевает обрабатывать все свои задачи в реальном времени, и поэтому отменял второстепенные. Другое дело, что с Земли на самом деле было невозможно понять, насколько именно компьютер не справляется с задачами и насколько отмена второстепенных задач может поставить под угрозу успешность прилунения. Поэтому когда Стив Бэйлс ответил, что посадку можно продолжать, он до некоторой степени рисковал.

Посадка

Представим себя на месте астронавтов Армстронга и Олдрина. Горы несутся в иллюминаторе быстрее положенного, высадка будет не пойми где, а тут еще и компьютер жалуется, что ему нехорошо. Обстановка нервная, но тут же к ней добавилась еще одна неприятная деталь. Выглянув в иллюминатор снова Армстронг увидел, что модуль снижается над местность, усеянной крупными валунами 2−3 метра в диаметре. Достаточно взглянуть на хрупкие ноги модуля, чтобы понять: они не были предназначены для посадки на такую поверхность.

Если бы модуль повалился на бок, он не мог бы взлететь с поверхности вверх: трение о реголит уничтожило бы его. Поднять 15-тонную железяку, лежащую на боку, вручную, без инструментов и в тогда еще несовершенных скафандрах было бы очень сложно. Да и не факт, что приземление на бок прошло бы без травм для самих астронавтов. Еще один корабль и модуль никак не смогли бы подоспеть к Луне вовремя. Да и в любом случае, на лунных модулях просто не было места для эвакуации двойного экипажа. При посадке «на автомате» двоих астронавтов в лучшем случае ждала бы смерть после полного расхода запаса воздуха.

Надо было уже что-то решать, и в 200 метрах над лунной поверхностью Армстронг активировал ручное управление. Ранее у него уже был опыт управления «неправильными» летательными аппаратами. Во время войны в Корее ему приходилось быть пилотом поврежденного боевого самолета, а на борту космического корабля «Джемини» он смог вручную погасить другой сбой автоматики, вызвавший неконтролируемое вращение аппарата с перегрузками в 3,5 g. Между прочим, именно это спасло экипаж корабля от гибели.

Армстронг уменьшил угол траектории «Орла» относительно поверхности с 18 до 5 градусов, то есть резко замедлил снижение в надежде перелетать поле с валунами. Точный размер поля был ему не очень ясен, потому что горизонт на Луне визуально много ближе, чем на Земле, и даже с 200 метров видно не так уже и далеко. Перелетев попавшийся на пути кратер, Армстронг нашел подходящее место для посадки. Однако чтобы быстро потерять высоту, ему нужно было тормозить двигателями — и он вынужден был потратить на этот процесс немало топлива. Остававшийся на борту запас был равен чуть более, чем минуте полета до прилунения. Посадка осложнилась тем, что газы от горящего топлива подняли облако пыли с лунной поверхности, но пилот ориентировался на верхушки крупных валунов, чтобы понять, насколько быстро он снижается. Несмотря на все трудности, посадка прошла идеально мягко. В 20.17 по Гринвичу «Орел» сел с 98 килограммами топлива в посадочной ступени.

Человек на Луне: непредвиденные сложности, большая научная отдача

Следует понимать, что в спешке лунной гонки не все было в достаточной мере испытано на Земле, а в ряде случаев оборудование астронавтов еще и не слишком удачно спроектировали. Поэтому американские скафандры плохо гнулись в коленях, что принуждало астронавтом передвигаться подпрыгиваниями и не очень далеко от корабля. Перчатки скафандра сгибались очень тяжело, отчего после работы в них у астронавтов синели ногти (от запекшейся крови, выступавшей от длительных усилий при сгибании кистей). Тем не менее, уже первая лунная экспедиция собрала 21,7 килограмма лунных пород для доставки на Землю. К слову, это больше, чем привезли на нашу планету все автоматы, высадившиеся на Луне (те собрали менее килограмма). Даже если взять пробы, доставленные с астероидов, роботы все еще не догнали первую же высадку людей на Луне по массе собранного внеземного грунта.

Научные результаты от одной первой миссии были очень серьезными. До того полета считалось, что Луна сформировалась «по-холодному», от слипания частиц протопланетного диска, без серии крупных столкновений. Образцы же свежедоставленного лунного грунта были очень древними (до 4,5 миллиардов лет, древнейшие из доступных людям), но при этом несли следы формирования при полном расплавлении. Такие высокие температуры были возможны, только если Луна образовалась совсем иначе, «по-горячему», в ходе столкновения крупных небесных тел. При этом происходит мощное выделение тепловой энергии, способное расплавить даже довольно крупное небесное тело, или, по крайней мере. значительную его часть.

В последующих экспедициях на Луну астронавтам дали луномобили, в которых они за считанные сутки проезжали десятки километров за экспедицию. Это помогло им собрать образцы из самых разных мест, что дало земной науке более полное представление о разнообразии состава лунной поверхности. «Луноход-2» — рекордсмен в беспилотных заездах по Луне: он смог за всю карьеру проехать 40 километров, примерно столько же одолел марсоход «Оппортьюнити» за полтора десятка лет на Марсе. При этом ни один планетоход не может доставить грунт на Землю, а спускаемые аппараты, которые на подобную доставку были рассчитаны (как советская «Луна-24»), могли взять пробу грунта только прямо под местом посадки. Само собой, в разных местах породы разные, и поэтому широта данных по образцам автоматов куда меньше, чем по тем, что астронавты брали в самых разных местах.

NASA

Олдрин на фоне мятого флага США. Флаг был нейлоновым на проволочным каркасе, и хранился свернутым, а после развертывания проволока выпрямилась не полностью, что и породило мифы о «развевающемся на ветру» флаге и «съемках в павильонах Голливуда»

В наше время и научные достижения первых пилотируемых экспедиций на Луну, и сама сложность первой высадки во многом забыты: прошло 50 лет, да и NASA не особенно любит рассказывать про шалившую автоматику и синие ногти первых астронавтов. Тем не менее, и то, и другое более чем достойно памяти.

Установка из 1960-х про роль человека в космосе — «Пусть себе сидит там, на борту, только пусть ничего не трогает!» — была опровергнута в первой лунной экспедиции. Человек в ней оказался сообразительнее и точнее автомата, и именно ему, а не дистанционно управляемым планетоходам принадлежит первая роль в изучении геологии Луны.

[Балбес]

Антон Павлович Чехов.

Сирена

... утка или бекас могут гусю десять очков вперед дать. В гусином букете нет нежности и деликатности. Забористее всего пахнет молодой лук, когда, знаете ли, начинает поджариваться и, понимаете ли, шипит, подлец, на весь дом. Ну-с, когда вы входите в дом, то стол уже должен быть накрыт, а когда сядете, сейчас салфетку за галстук и не спеша тянетесь к графинчику с водочкой. Да ее, мамочку, наливаете не в рюмку, а в какой-нибудь допотопный дедовский стаканчик из серебра или в этакий пузатенький с надписью «его же и монаси приемлют», и выпиваете не сразу, а сначала вздохнете, руки потрете, равнодушно на потолок поглядите, потом этак не спеша, поднесете ее, водочку-то, к губам и — тотчас же у вас из желудка по всему телу искры...

... Надо знать, чем закусывать. Самая лучшая закуска, ежели желаете знать, селедка. Съели вы ее кусочек с лучком и с горчичным соусом, сейчас же, благодетель мой, пока еще чувствуете в животе искры, кушайте икру саму по себе или, ежели желаете, с лимончиком, потом простой редьки с солью, потом опять селедки, но всего лучше, благодетель, рыжики соленые, ежели их изрезать мелко, как икру, и, понимаете ли, с луком, с прованским маслом... объедение! Но налимья печенка — это трагедия! ...

... Кулебяка должна быть аппетитная, бесстыдная, во всей своей наготе, чтоб соблазн был. Подмигнешь на нее глазом, отрежешь этакий кусище и пальцами над ней пошевелишь вот этак, от избытка чувств. Станешь ее есть, а с нее масло, как слезы, начинка жирная, сочная, с яйцами, с потрохами, с луком...

... Как только кончили с кулебякой, так сейчас же, чтоб аппетита не перебить, велите щи подавать... Щи должны быть горячие, огневые. Но лучше всего, благодетель мой, борщок из свеклы на хохлацкий манер, с ветчинкой и с сосисками. К нему подаются сметана и свежая петрушечка с укропцем. Великолепно также рассольник из потрохов и молоденьких почек, а ежели любите суп, то из супов наилучший, который засыпается кореньями и зеленями: морковкой, спаржей, цветной капустой и всякой тому подобной юриспруденцией.

... Как только скушали борщок или суп, сейчас же велите подавать рыбное, благодетель. Из рыб безгласных самая лучшая — это жареный карась в сметане; только, чтобы он не пах тиной и имел тонкость, нужно продержать его живого в молоке целые сутки.

— Хорош также судак или карпий с подливкой из помидоров и грибков. Но рыбой не насытишься, Степан Францыч; это еда несущественная, главное в обеде не рыба, не соусы, а жаркое. Вы какую птицу больше обожаете?

Положим, вам кушать не хочется или тошно, а вы не обращайте внимания и кушайте себе. Ежели, положим, подадут к жаркому парочку дупелей, да ежели прибавить к этому куропаточку или парочку перепелочек жирненьких, то тут про всякий катар забудете, честное благородное слово. А жареная индейка? Белая, жирная, сочная этакая, знаете ли, вроде нимфы...

Господи, а утка? Если взять молодую утку, которая только что в первые морозы ледку хватила, да изжарить ее на противне вместе с картошкой, да чтоб картошка была мелко нарезана, да подрумянилась бы, да чтоб утиным жиром пропиталась, да чтоб...

После жаркого человек становится сыт и впадает в сладостное затмение, — продолжал секретарь. — В это время и телу хорошо и на душе умилительно. Для услаждения можете выкушать рюмочки три запеканочки.

Во время запеканки хорошо сигарку выкурить и кольца пускать, и в это время в голову приходят такие мечтательные мысли, будто вы генералиссимус или женаты на первейшей красавице в мире, и будто эта красавица плавает целый день перед вашими окнами в этаком бассейне с золотыми рыбками. Она плавает, а вы ей: «Душенька, иди поцелуй меня!»

Покуривши, подбирайте полы халата и айда к постельке! Этак ложитесь на спинку, животиком вверх, и берите газетку в руки. Когда глаза слипаются и во всем теле дремота стоит, приятно читать про политику: там, глядишь, Австрия сплоховала, там Франция кому-нибудь не потрафила, там папа римский наперекор пошел — читаешь, оно и приятно.

[Пончик]

....Надворный советник Семен Петрович Подтыкин сел за стол, покрыл свою грудь салфеткой и, сгорая нетерпением, стал ожидать того момента, когда начнут подавать блины… Перед ним, как перед полководцем, осматривающим поле битвы, расстилалась целая картина… Посреди стола, вытянувшись во фронт, стояли стройные бутылки. Тут были три сорта водок, киевская наливка, шатолароз, рейнвейн и даже пузатый сосуд с произведением отцов бенедиктинцев. Вокруг напитков в художественном беспорядке теснились сельди с горчичным соусом, кильки, сметана, зернистая икра (3 руб. 40 коп. за фунт), свежая семга и проч. Подтыкин глядел на всё это и жадно глотал слюнки… Глаза его подернулись маслом, лицо покривило сладострастьем…

— Ну, можно ли так долго? — поморщился он, обращаясь к жене. — Скорее, Катя!

Но вот, наконец, показалась кухарка с блинами… Семен Петрович, рискуя ожечь пальцы, схватил два верхних, самых горячих блина и аппетитно шлепнул их на свою тарелку. Блины были поджаристые, пористые, пухлые, как плечо купеческой дочки… Подтыкин приятно улыбнулся, икнул от восторга и облил их горячим маслом. Засим, как бы разжигая свой аппетит и наслаждаясь предвкушением, он медленно, с расстановкой обмазал их икрой. Места, на которые не попала икра, он облил сметаной… Оставалось теперь только есть, не правда ли? Но нет!.. Подтыкин взглянул на дела рук своих и не удовлетворился… Подумав немного, он положил на блины самый жирный кусок семги, кильку и сардинку, потом уж, млея и задыхаясь, свернул оба блина в трубку, с чувством выпил рюмку водки, крякнул, раскрыл рот…

Но тут его хватил апоплексический удар.

добавлено 2 минуты спустя

Из праздничного

...Репетиция лучше, чем сам парад - всё один к одному, как на нём, но сидишь на VIP-местах, пафоса меньше, и можно гильзы всякие после стрельбы-пальбы пособирать. Взвод могучих морпехов запомнился своей вальяжной походкой, а-ля гуси на водопое. Ну что тут поделаешь, звёзды – уважительно подумал я. Лбами все кирпичи переколошматили, дрались мама не горюй – нахрена им эта шагистика приснилась.

По окончании репетиции ведущий сдержанно поблагодарил в мегафон всех участников и сделал им отдельные мелкие замечания. А потом мы отправились собирать патрончики наперегонки с остальной детворой. Но оказалось, что репетиция закончена ещё не для всех – неподалёку от нас на отшибе плаца вдруг построился тот самый взвод морпехов, и его командир в образной форме высказал всё, что думает об уровне его строевой подготовки.

Знаете, я со многими прорабами общался, но таких глубин русского языка я ещё не слышал. Наконец командир сделал драматическую паузу, давая время своей команде осмыслить сказанное. В наступившей зловещей тишине маленькая девочка, тоже собиравшая патрончики, спросила: «Мама, а что сказал дядя? Я ничего не поняла…Кроме слова якорь!»
Покрасневшая мама, строго глядя на командира,внятно и чётко выговорила: «Дядя имеет ввиду, что они очень хорошо выступили, но могли это сделать ещё немножечко лучше!»...

[Пончик]

"...Не мое. Со слов друга.

Жил у него в свое время в кабинете крыс. Изя. Великой интеллигентности было существо. Как то приперся их криминалист, Арон Израйлевич, когда узнал, что Изю зовут Изей задал вопрос

- Михаил, как ви таки можите, называть животное человечьим именем?

- Да вот как то так вышло, плохого от него нет, только тащит все к себе в шкаф, прямо как наш бывший старшина.

Израйлевич подумал. подумал, погладил некошерное существо, и потом приходя всегда делился с Изей то сушкой, то сухариком с изюмом.

А после того, как Изя притащил из своей заначки и положил перед ним спертую у кого то сигарету, глядя на крыса сказал

- Вот в глазах его прямо таки вся боль еврейского народа, когда ему приходится делиться..."

[Балбес]

Петрович работал грузчиком в деревенском магазине, который назывался Идеал 1. Вообще, в деревне было три магазина с таким же названием, но с другими цифрами. Штат магазина состоял из двух человек. Продавец Серафима, она же начальник, и грузчик Петрович.
- Серафима! Почему у нас никогда не было новогоднего корпоратива? – спросил Петрович.
- Не знаю, Петрович. А почему ты спрашиваешь?
- Ну как же? Через две недели Новый год! В райцентре, мне рассказывали, корпоративы проходят в организациях. Люди собираются, культурно отдыхают, получают грамоты и даже премии. Мне шурин рассказывал. Может, и нам такой корпоратив устроить? – предложил Петрович.
- Ну, ты даешь Петрович! Вдвоем что ли банкет устроим? – засмеялась Серафима.
- Зачем же вдвоем? Можно собраться тремя магазинами. Позвоним Зине в Идеал 2, пригласим Галю из Идеала 3. Они возьмут своих грузчиков Андреевича и Генку. Я принесу самогону. Как зафестивалим в кафешке «У Любы» - будет весело! Вот и случится у нас впервые настоящий новогодний корпоратив! Чай, не хуже других отметим!
- Хорошо! Я поговорю с девчонками! – пообещала Серафима.
Предложение Серафимы провести новогодний корпоратив было встречено с восторгом! Согласились все, кто работал в магазинах. Также пригласили давнюю подружку с почты Ирину. Определились с датой, заказали на вечер кафе, стали ждать.
Знаменательный день настал. Когда дамы зашли в кафе и сняли верхнюю одежду, мужская половина ахнула. Грузчики никогда не видели своих заведующих в таких козырных платьях. Они непроизвольно зааплодировали от восторга, чем вызвали некоторое смущение у девушек. Впрочем, они его легко перенесли, и были даже приятно обрадованы такому началу корпоратива.
Два стола, которые сдвинули, чтобы разместилась вся компания, были накрыты белой скатертью. Красивые фужеры и шампанское своим видом создавали праздничную атмосферу. Небольшая, но сверкающая елка в углу кафе добавляла новогоднего настроения.
Семь человек разместились за праздничным столом.
- Как справляют корпоратив? Кто-нибудь знает? – спросила Серафима.
Присутствующие пожимали плечами.
- Я знаю! – сказал Петрович. – Мне шурин из райцентра рассказывал! Сначала надо выпить шампанского!
Раздались один за другим два хлопка. Обе бутылки шампанского были открыты. Фужеры наполнили! Сказали друг другу «с наступающим», и выпили. Слово взял Петрович.
- Уважаемые дамы и господа!
- Мать моя женщина! Какое приятное обращение, - восхитилась Зина.
- Тише! Не перебивай! – зашипели на нее.
- Я поздравляю с историческим событием! С проведением первого новогоднего корпоратива в нашей деревне!
Поздравительные аплодисменты с восторженными криками длились полминуты! Петрович всех успокоил и продолжил.
- В этот замечательный день я хочу отметить лучших сотрудников наших магазинов. На сцену приглашаются: Серафима, Зинаида и Галина!
Девушки, ничего не понимая, вышли на воображаемую сцену возле новогодней елочки. Петрович под неистовые аплодисменты вручил каждой даме грамоту, где было написано: «Лучшему сотруднику магазина!»
Девушки, ошарашенные таким вниманием, растрогались. Серафима разревелась.
- Двадцать лет работаю, ни разу грамоту не давали, - сквозь слезы говорила она.
- Спасибо, мальчики! – шмыгала носом Галина. – Чтобы мы без вас делали?
Зина вообще убежала привести себя в порядок в туалет, но вскоре вернулась.
- Внимание! На этом торжественная часть закончена! Начинаем праздновать по-настоящему! – сказал Петрович и поставил на стол полную пятилитровую бутыль деревнской самогонки!
Андреевич и Генка заметно оживились и придвинули к себе холодец.
Через час атмосфера праздника стала еще грандиознее! Кавалеры танцевали с девушками! Андреевич прочитал новогоднее стихотворение! Генка сплясал Краковяк! Ирина спела песню «В лесу родилась елочка!»
Уровень коварного мутного раствора в пятилитровой бутыли упал до половины. Петрович понял, что пора ставить жирную точку! Он все делал, как рассказывал шурин. Они вышли на улицу, и бабахнули новогодний продолжительный фейерверк! Чем, не на шутку, напугали всю деревню.
То ли Петрович что-то напутал, то ли вояки ему, ради смеха подсунули нечто помощнее. Но шарахнуло так, что нюхавшие порох ветераны, волею судеб живущие в этой деревне, выскочили с ружьями на улицу с криком: "Хрен вам, а не Курилы!" Они было подумали, что напали японцы на их дальневосточную деревню, и все как один выбежали на защиту родной земли. Слава Богу все обошлось, это были не японцы. Это Петрович проводил корпоратив!
Лучшие работницы магазинов, по версии Петровича, были в полном восторге! Одним словом, мероприятие сразило всех!
Именно так, прошел первый новогодний корпоратив в деревне! Это было самое обсуждаемое событие среди сельчан в новом году. Несколько организаций включили в план следующего года – обязательное проведение новогоднего корпоратива, несмотря ни на какие кризисы. Петрович стал самым популярным жителем деревни, и давал бесплатные консультации по тонкостям проведения корпоративов. Короче, все как шурин говорил! (с)

[Пончик]

С одного форума. 

"...Вы размышляли о фамилии Нарумова  - что она значит? А считали выигрыш Германна в случае удачи? Mr. Ash подарил мне замечательную гипотезу – что Германн договаривался с Судьбой усемерить свой капитал, а потом схитрил (или забылся) и пытался умножить его в восемь раз. За что и поплатился. Судьба – хороший математик.

А исчерпывающая и ядовитая характеристика, которую Графиня даёт французской «неистовой словесности» буквально  одной фразой? С годами я всё больше симпатизирую Графине.  Да, она равнодушна, эгоистична, но умна, независима и имеет смелость идти против течения, уважая своё мнение и свой взгляд на мир. И она читает все литературные новинки. В 87 лет!

Кстати, что за «русский роман» принёс ей внук? Самый знаменитый роман того времени – «Иван Выжигин» Булгарина. Невероятный успех. Его читали и в людской, и в царском дворце. А знаете, как он начинается?

«До десятилетнего возраста я рос в доме белорусского помещика Гологордовского, подобно доморощенному волчонку, и был известен под именем сиротки. Никто не заботился обо мне, а я еще менее заботился о других. Никто не приласкал меня из всех живших в доме, кроме старой, заслуженной собаки, которая, подобно мне, оставлена была на собственное пропитание.

   Для меня не было назначено угла в доме для жительства, не отпускалось ни пищи, ни одежды и не было определено никакого постоянного занятия. Летом я проводил дни под открытым небом и спал под навесом хлебного анбара или на скотном дворе».

И так далее, и так далее, много ещё всяческих страданий и обид. Тот-то, небось, Лизе, бедной воспитаннице, было приятно это читать. Но вряд ли Графиня была настолько деликатна, чтобы прервать чтение ради тонких чувств воспитанницы  ей просто стало скучно. И она права – длинно, нудно, однообразно, бездарно.

Лиза не была наёмной компаньонкой, она была сиротой и бедной родственницей – но родственницей. Именно поэтому в её спальню  можно было войти только через спальню Графини. Таковы были тогдашние правила, спальня незамужней девушки в конце анфилады, за спальней родителей или старшей родственницы – замужней сестры, тётки. Так Екатерина и Александрина проходили в свои комнаты через спальню Пушкина  и Натали.

На этом держится весь сюжет «Пиковой дамы». На том, что Лиза – родственница Графини.

Как прекрасна единственная фраза Графини. «Это была шутка!».  И оставляет Германна с носом. И ещё более усугубляет  уверенность читателя в том, что есть, есть тайна! Была…  И уносит её с собой.  Потому что тайна должна оставаться тайной. А Германн не там её ищет.

«Германн немец: он расчётлив, вот и все!».  Немец – расчётливый, хладнокровный, умный, неуязвимый. А Лиза – русская.  Беспомощная, беззащитная,  доверчивая. И она побеждает немца, просто уничтожает его.  Как оно всегда и бывало. И сама становится Графиней.

«Покойный дедушка, сколько я помню, был род бабушкина дворецкого».

«Лизавета Ивановна вышла замуж за очень любезного молодого человека; он где-то служит и имеет порядочное состояние: он сын бывшего управителя у старой графини».

Круг замкнулся. Тайна досталась Лизавете Ивановне, хотя она этого и не хотела.

Да кабы не Пушкин, я бы рехнулась от всех тех страхов, которые наваливаются на меня в пять часов утра. Но у меня есть Пушкин.

Как сказала моя дочь:  «Цитата из Пушкина украшает любой текст». И добавила: «И даже делает его осмысленным».

Надеюсь, что это так... "

 

[Балбес]

Случай на аэродроме
В один летний день на местный аэродром приехал народ. Кто на самолете покататься, кто с парашютом прыгнуть, кто просто посмотреть на все это представление.

Дело было в 90-х, и в то прекрасное время еще не было тандем-инструкторов и все прыгали с парашютом исключительно самостоятельно.

И вот после продолжительного инструктажа, объясняющего все мыслимые и не мыслимые случаи в воздухе, после тренажа на приземление, чтобы это было правильно, не дай боже ножку подвернуть, а не то скорая ехать будет очень долго, наступил час «Х».

Всем, кто прыгал в тот день в первый раз выдали парашюты, помогли их правильно надеть и подогнать и благополучно посадили в самолет.

Среди этих немногих храбрых людей была одна девушка, красивая как принцесса и стройная как кипарис. Так как была стройная, то соответственно и легкая и после покидания самолета ее унесло с места предполагаемого приземления в лесную чащу.

Случай неприятный, но не ужасный, тем более что на инструктаже действия в подобных ситуациях обговариваются. На земле все это видели, первым делом выяснили кто проявил такую самостоятельность и улетел в лес. Оказалась Смирнова Е. (важно), 19 лет от роду, выполняла первый прыжок в своей жизни.

Собрали поисковую команду, взяли пилы и топоры, для высвобождения от деревьев пленного парашюта и отправились на поиски.

Ходили часа полтора, посылали самолет на разведку для уточнения места. Самолет ничего не увидел. Как пропала вместе с основным и запасным парашютом.

И вот когда шансы найти ее почти растаяли, были даже предположения, что сама уже пришла на аэродром, на одной небольшой полянке ее обнаружили.

Сидел данный цветочек тихо, парашют был освобожден от дерева и собран, внешних повреждений на теле не было.

У начальника ПДС (парашютно-десантной службы) радость на лице была неописуемая – все обошлось. Но кроме радости к девушке был один вопрос: «Не слышала ли она случайно, что с десяток человек драли глотки в ее поисках?». Ответ был прост и честен: «Конечно слышала, но вы звали Лену, а я Катя».